Я смерть теперь. Боитесь вы меня?
Теперь я стала вашим страхом.
Откуда страх? И Каин стал страшиться,
Когда убил он брата своего. Убийцы вы.
Я говорю вам и бросаю вызов.
Убили душу вы свою, себя убили,
Также, как однажды Каин
Убил все лучшее в себе,
когда он брата порешил.

Откуда я, и почему стою
Пред каждым с мерой?
Желаете вы знать, убогие и сирые?
Вы совершили преступления,
И преступили все законы космоса.
Стоите вы в одеждах расписных,
И учитесь искусству быть красивыми.
Красивость ваша – миг,
Вы красоту в себе убили,
И вот стою пред вами.

Вы лежите предо мной,
И распластавшись на одре, вы стонете.
В глазах застыл испуг и ужас мой!
Меня вы помните?
Ведь это я была любовью вашей первой.
Что сделали со мною вы, мужчины?
За что убили и поменяли вы меня,
Живую красоту и чуткость, нежность,
Трепетность мою на что сменили?

Стою теперь, и в каждый дом,
Где есть мужского пола кто-нибудь, стучу.
И мне не важно, сколько лет тебе
И твоему дитя, коль ты мужчина,
Мальчик иль ребенок,
Уже стою и жду я каждого.
И мера у меня одна на всех.

Вы книги пишите, иль лепите горшки,
Поля вы убираете, иль правите страной,
Мне все равны и все равно.
Вы каждый предо мной – никто и безымянны.
Вы душу уничтожили свою,
И потому вас нет уже, одна лишь тень осталась,
Что зовете вы разумом, а может телом вашим,
Что есть одежда для меня.

И я сдираю ваше тело, и смотрю на вас,
Без ваших тел, и что я вижу?
Пустоту, которая зияет.
В ней нет почетных орденов и ваших денег,
В ней нет талантов и статуй,
Что вы сооружали на земле себе самим,
И нет вас вовсе.

Вы так известны на земле
И ваши лица стали символами века нынешнего,
А предо мной нет века вашего, и вас не вижу.
Где ваши души, что вы сделали с душой?
Одежды ваши я сорву, и вы у меры все исчезнете.
Мне не нужны вы, нищие душой
И потерявшие мой образ красоты,
Которой я была здесь рождена и вас любила.

Вы помните меня тогда,
Когда я шла с любовью к вам,
И красоту в ладонях каждому дарила,
Как солнце в доме вашем восходило,
Когда в распахнутую вашу дверь
Входила женщина любовь,
И открывала вам объятья.

Помните меня, вы, жалкие слепцы?
Вы помните свою любимую, свою родную?
Разве не меня искали вы в веках?
И вот пришла, и вы меня убили.
Вы звали, чтоб убить меня?
Что получили вы, и что убийство дало вам.
Достаток, богатство, силу?
Нет! Вы превратили в ад всю свою жизнь,
Убив меня, вы получили приговор –
В нем слово, имя новое любви – СМЕРТЬ.

И вот уж скоро все вы придете к смерти.
Теперь все вместе: младенцы, старики,
И юноши и зрелые мужчины.
Убили вы любовь и получили смерть.
Теперь меня чураетесь и от меня бежите?
Но путь один у вас у всех – ко мне.
Другого нет у вас пути.
И здесь, на грани всех миров,
Окажетесь вы за одним столом,
Рядком и не ладком, со мной.

И что вы скажете мне, люди,
Мужчины и младенцы,
Есть вам, что сказать мне?
Коль нет, исчезните с лица земли навечно.
Не будет ничего и никого.
Не будет смеха детского
И плача женщин ваших, матерей.

Я смерть, и я стою уже пред вами.
Не слышите вы стука?
Я не стучу.
Вхожу без стука в дверь любую.
Я в запертые двери с замками
И железными засовами вхожу беззвучно,
И вы лежите предо мной.
Как часто, прежде чем придти
К вам с мерою моею,
Я посылаю вам болезни разные,
Чтоб вы могли смириться
И не стояли горделиво,
Не сидели в креслах бархатных,
Раскинувшись вальяжно,
Но лежали предо мной.

Все потому, что вы когда-то
Меня топтали и по душе моей,
Вы сапогами вашими прошлись
И красоту мою вы испоганили.

И я валялась пред вами,
И позволяла вам ногами ходить по мне,
Вытаптывать меня,
И в униженьи пала я пред вами.

Теперь вы пали предо мной на смертном ложе
И ничто уж ваши мощи не подымет.

Я смерть, и я одна имею право
Миловать или казнить.
Убитая любовь теперь не воскресит вас,
И суда не избежать вам всем.
Сестра. Меня не помнишь ты?
А почему, родная?
Восторг признания меня
Своей сестрой ты позабыла?
Ты помнишь, как тебе сестрой я стала,
И как свет моей любви весь путь твой осветил?

А что ты сделала со мной? Не помнишь?
Ты меня ограбила, предала. Сестра!
А руки у тебя теперь вот отсыхают?
Почему, родная? А помнишь моего любимого?
Его ты забрала себе и превратила в прах?
Зачем? Ты думала, что сможешь унести его,
Как вещь большую, в свою нору,
И завладела им и съела душу
Моего небесного, единственного моего.

Теперь мне все равно и все равны.
Все сестры и девицы и старухи
И совсем дитя, кто носят имя женское,
Будут отданы под меру высшую мою.